Михаил Бочкарев: «…этой статьей я начинаю  разговор с читателями об архитектуре, ее значении в жизни человека, роли в формировании личностной культуры каждого субъекта нашего общества. Речь пойдет об отношении каждого из нас к среде обитания, неотъемлемой частью которой является архитектура. Будут затронуты вопросы, которые находятся в правовом поле, непосредственно касающиеся строительства и реконструкции, капитального ремонта зданий  и сооружений. Я хочу вернуть автору-архитектору, отнятое у него в последнее время, право воплощения архитектурных замыслов, как профессионалу. Дать ему возможность без грубого вмешательства решать сложные архитектурные, строительные и  технологические задачи в совокупности с общими концептуальными задачами, которые стоят перед нашим городом и городским округом, где главная цель – сделать среду нашего обитания достойной высокого звания, которое мы носим  – человек. Раскрою читателю тонкую взаимосвязь архитектуры, архитектора с целым рядом аспектов, которые так или иначе находятся с ними в тесных отношениях. Постараюсь в своих публикациях максимально обезопасить своих сограждан от необдуманных поступков, связанных зачастую с незнанием действующего законодательства в области градостроения, игнорирования общественных и частных интересов цена которым - неоправданно большие материальные затраты и судебные тяжбы».

1. Что есть архитектура?

   Архитектура — это  вид искусства, который, безусловно, известен всем. Человек всю свою жизнь «живет» в архитектуре, в ее окружении. Для всех нас архитектура — привыч­ная среда обитания. Это, с одной стороны, облегчает разговор о зодчестве с  чи­тателем, но, с другой стороны, такой разговор не может не учитывать и тех образных стереотипов, которые сформировались у простого обывателя в результате повседневного восприятия архитектурного окружения.

   Любой школьник, не говоря о взрослом населении, сейчас через различные каналы инфор­мации (газеты, журналы, телевидение, интернет) достаточно осведомлен об архитектуре. Он знает о том, что многие цивилизации древности оставили после себя великолепные памятники архитектуры и зодчества, что наша страна богата первоклассными архитектурными сооружениями прошло­го. Трудно себе представить человека, который бы не слышал о Парфеноне, египетских пирамидах, сооружениях Московского Кремля и многих других шедеврах мирового зод­чества. Короче говоря, все с детских лет знают, что в прошлом была архитектура, знают, какие довоенные постройки в нашем городе смело  можно назвать памятниками архитек­туры и просто интересными архитектурными сооружениями. Но далеко не все ясно пред­ставляют себе, что все современное строительство, все те новые жилые здания, в которых сейчас живет уже большая часть населения нашего города,— все это тоже архитектурные произведения, каковыми бы они не являлись по внешнему виду. Разумеется, каждый с детских лет зна­ет, что любое здание строится по проекту архитектора, но в том-то и дело, что у широких слоев населения нашего города и городского округа сложились все же весьма своеобразные взгляды на архитектурный облик города и населенных пунктов, незаслуженно пренебрежительное отношение к памят­никам архитектуры и к современной застройке. Архитектура в сознании ее мас­сового потребителя оказалась как бы разделенной на две далеко не равные части — собственно архитектуру (это, прежде всего, памятники зодчества довоенного периода и некоторые построй­ки нашего времени) и всю остальную застройку города, которая воспринимается как повседневная предметно-пространственная среда.

   Такой ситуации нет в других видах творчества — литературе, живописи, музыке и т. д. Здесь массовый потребитель культуры рассматривает всю сферу творчества данного вида искусства как единую, имеющую общую специфику. Во многом это зависит от того, что, пожалуй, за исключением архитектуры, современная культура широко популяризируется в нашей стране. Для массового читателя выходят книги и брошюры о достижениях русской и мировой литературы, музыки, театра, кино, изобразительном искусстве. В любой библио­теке есть популярные издания о зодчестве прошлого. Но найти книгу по современной архитектуре периода социализма и перестроечных лет, рассчитанную на массового читателя, практически невозможно. В результате наша архитектура, несмотря на все увеличивающиеся объемы строительства, стала одной из наименее известных широким слоям населения сфер творчества. Массовый потребитель архитек­туры не только не знает авторов архитектурных проектов, но и очень смутно представляет себе всю сложность тех творческих проблем, которые приходится решать современному зодчему.

   Что такое архитектура? Что вкладывает в это понятие потребитель, об­щество или сам архитектор? И разве все это не было выяснено раз и навсегда в про­цессе тысячелетней истории человечества?

   И да, и нет.

   Люди на каждом этапе развития общества ставили перед архитектурой конкретные задачи, так или иначе определяли цели архитектурного творчества, потому что сами архитекторы соответственно понимали свою социальную миссию, создавая жилища, города, храмы, мо­нументы, становившиеся со временем олицетворением истории — памятни­ками, символами материальной и духовной культуры прошлого.

   Современное зодчество нашего города и наших сел - дома, наши квартиры, школы, дома культуры, магазины, площади, улицы, те, что окружают нас на каждом шагу,— это  среда, в которой все мы живем повседневно. Она спо­собна радовать и угнетать, способна раздражать и вызывать восхищение. Иногда говорят, что архитектура — вторая природа, создаваемая руками человека. Все это плоды творческого труда зодчего, представителя древнейшей профессии, испокон веку и по сей день озабоченного тем, чтобы устроить жизнь человека на земле. Памятники архитектуры - носители истории и культуры, воспитатели эстетического вкуса, высокого патриотического духа. И особенно ценно, когда в круг туристских объектов входит не только довоенная «историческая» архитектура, но и   современная постройка, когда работа зодче­го советского и постсоветского периода привлекает к себе внимание сограждан, доставляет им эстетическое удовольствие — иными словами, становится достопримечательностью.

   Интересно рассмотреть среду как более широкое понятие — как землю, имеющую национальную принадлежность и, стало быть, обязы­вающую архитектора к созданию форм, учитывающих и этот фактор.

   Когда речь идет о современном русском зодчестве следует иметь в виду, что современную национальную архитектуру надо не столько воссоздавать в формах, имеющих механи­ческие связи с прошлым, сколько создавать вновь, сохраняя глубинную преемственность традиций, существовавших ранее. Попытаюсь для начала определить признаки национальной принадлежности архитектурной формы.

   Думаю, что первый и главный из них — земля, на которой покоит­ся сооружение. И нам для выживания просто необходимо вытравить из закоулков нашего сознания ущербную мысль, что территория - земля, на которой мы закрепились и живем уже шестьдесят лет инородная, чуждая и не достойна созидания. Нужно наконец-то осознать, что этот клочок суши кроме нас никому не нужен и только мы сами, все вместе,  сможем -  не вернуть былое, а заново создать условия для комфортного проживания человека, вопреки злым языкам, как бы трудно нам не было.

   Национальная принадлежность архитектурного произведе­ния, в первую очередь, определяется его территориальным расположением.

   Даже происхождение зодчего оказывается фактором несущественным. Мы по праву причисляем к истории русского зодчества творения Аристотеля  Фьораванти (построил Успенский собор  в Московском Кремле (1475-79), Доменико Трезини (Первый архитектор Петербурга: по его проекту заложена Александро-Невская лавра; выполнена часть регулярной планировки Васильевского острова, начата перестройка Петропавловской крепости в камне, выстроены Летний дворец Петра I (1710-14), Петровские ворота, Петропавловский собор (1712-33), Бартоломео Растрелли (В 1754-1762 построил главную резиденцию русских императоров — Зимний дворец, Чарльза Камерона (царскосельские постройки — «Холодные бани», «Агатовые комнаты» (1780-85), «Висячий сад», прогулочная «Камеронова галерея» (1783-1786, пандус 1793) — вошли в золотой фонд русской классической архитектуры), Карла Росси (Александринский театр — лучший театр Европы того времени — построен в 1828-32). И оттого, что Этьен Фальконе покинул Петербург, так и не увидев законченным своего Медного всад­ника, этот великолепный монумент не перестал быть явлением русского искусства. И хотя Джакомо Кваренги (В 1815 создал проект храма Христа Спасителя в Москве) в канун войны 1812 года не по­желал покинуть Россию — за что и был заочно приговорен Бонапартом к смертной казни с конфискацией имущества,— сам он тем не менее остал­ся итальянцем, а его творческое наследие частью русской националь­ной культуры.

   Точно так и индийский город Чандигарх, будучи фактом творческой биографии знаменитого французского зодчего Ле Корбюзье, тем не менее, представляет собой явление современной индийской архи­тектуры. Равно как и здание Центрального статистического управления на улице Кирова в Москве, оставаясь постройкой того же мастера, при­надлежит истории советского зодчества.

   Но есть еще и второе обстоятельство, несколько уточняющее положе­ние. Национальной принадлежностью данной земли является сооружение, социально для данного народа предназначенное. Сохранившиеся на территории нашего города и округа памятники зодчества 19- 20 веков это как правило сооружения, характерных общеевропейских стилей превалирующих в искусстве, архитектуре, музыке того времени. Это романский стиль, поздний классицизм с элементами борокко, модерн с элементами эклектики и свойственным ему функционализмом (ул. Московская, З. Космодемьянская). Функционально-конструктивистское течение, свойственное началу 20 века при бурном развитии промышленности отразилось на сохранившейся архитектуре промышленных объектов (корпуса завода СТА по ул. Победы) и жилых рабочих кварталов (ул.Чкалова, Чайковского и др.) где прослеживается типизация и унификация строительных процессов, что не могло не отразиться на архитектурных решениях. Такие же тенденции прослеживаются и в архитектуре индивидуального жилищного строительства в сельских населенных пунктах основа которых – типизация, так необходимая при решении стратегических задач обеспечения населения жилищем. Вышеперечисленные архитектурные решения не уникальны и имеют важное значение только непосредственно для нашего округа, т.к. характерны и свойственны для большинства стран Балтийского региона -  Литвы, Латвии, Польши, Германии и таких городов как С.- Петербург и других городов Ленинградской области, но это ни  коем образом не умаляет их значения для нас с вами.      К сожалению, на территории города и округа практически не осталось памятников архитектуры, которые бы могли характеризовать их как подлинное наследие немецкого зодчества, за исключением чудом уцелевших и отреставрированных культовых сооружений, например - лютеранская кирха на ул. Менделеева, католический храм на ул. Красноармейская, лютеранская кирха по ул. З. Космодемьянской (ныне православная Свято –Успенская церковь). Многие же  находятся в плачевном состоянии, например, кирха в п. Ольховатка и многие другие.  «Умелая» рука достаточно «профессионально» потрудилась над тем, чтобы у будущих поколений не возникало чувство дискомфорта и ощущения «не своего места» при проживании на данной территории, ранее именуемой Восточной Пруссией. Тем самым, порождено ненавистное отношение к тому, что досталось в виде различных трофеев и как «частности» города с поселениями со всей присущей им инфраструктурой в том числе. Породило стойкое желание разрушать, а в лучшем случае бездействовать в тот момент, когда само время, в силу особых его свойств не на минуту не останавливает процесс распада, который так свойственен старению. Поэтому то, на мой взгляд, знаковых, присущих только нашей культуре памятников архитектуры так и не появилось, может быть только за исключением рубленых банек, характерных архитектуре воронежских и липецких деревень.

   Любое талантливое и оригинальное произведение, воздвигнутое на той или иной национальной почве и социально предназначенное для дан­ного народа, со временем непременно станет частью данной националь­ной культуры. Возможно, что такое произведение поначалу покажется

   чужим и непривычным – так бывает, когда в архитектуре возникают новые формы. Но со временем принадлежность земле и предназначение сооружения примирят противоречия, новое явление займет свое место в истории зодчества.Что есть архитектура?

2. Архитектура и экономика.

    В далеком прошлом, когда зодчество демонстрировало единство и гармонию, понятие «архитектура» определялось хрестоматийной триадой Марка Поллиона Витрувия — Fermitas, Utilitas, Venustas -  польза, прочность, красота. Но охватывает ли она всю сущ­ность современного содержания профессии?

   Польза сегодня не является достаточным основанием, чтобы побудить общество к созидательному акту. Только всесторонние исследования оптимальных условий, параметров, затрат могут послужить предпосылкой творчества. Стало быть, теперь изначальной основой архитектуры стала наука.

   Прочность — необходимое, но далеко не достаточное условие соответст­вия сооружения уровню современного стандарта, предполагающего мно­жество требований: удельную прочность, технологичность, соответствие нормативам, экономию энергии — все, охватываемое понятием «техничес­кое совершенство». Таким образом, вместо частного определения «проч­ность» выступает емкий термин — техника. Но что же происходит с красо­той? Разве эта категория не вечна? Красиво — не красиво, нравится—не нравится, это критерии субъективной оценки. Объективной ценностью об­ладает продукт деятельности, определяемой словом «искусство». Оно под­разумевает такой уровень творческого импульса, который способен по­родить художественное явление. Стало быть, вместо субъективного поня­тия «красота» — объективная категория «искусство».

   Итак, можно предположить, что современная триада архитектуры содержит в себе иные составляющие — наука, техника, искусство. Архитектура самым непосредственным образом реагирует на любые экономические потрясения, постигающие то или иное государство. Это есте­ственно и закономерно. Ведь она оперирует весьма значительными средствами, заметным процентом государственного бюджета.

   Словом, архитектура стоит немалых денег, и как ни досадно, но и пло­хая тоже.

   Зодчий   творит   в   сфере   материального   производства,   и   потому

   каждая ошибка, просчет в проекте — это выброшенные на ветер день­ги, неразумно израсходованные материалы, непроизводительный труд лю- дей. Но при том, что все это действительно так, необходимо различать два рода экономии. Одна из них имеет в виду единовременные затраты и оценивает все только лишь с этих позиций. Эта экономия момента оказывается, как правило, явлением с двойным дном, где вслед за первичными, определенными сметой затратами вскоре обнаруживается не­избежная необходимость в новых капиталовложениях.

   Казалось, что можно многое сэкономить, заменив гранитные ступени и цоколи штукатуркой и железобетоном, мраморные и паркетные полы пластиком и т. д. Однако эксплуатация вскорости показала — непрочные материалы нуждаются в замене. Человеческая воля не выдерживает единоборства с законами природы. То, что разрушается, приходится ре­монтировать и заменять, и за это снова приходится платить.

   Такого рода экономия коснулась и проблемы этажности. Решив ее только лишь относительно стоимости собственно дома, мы долгое время вели застройку пятиэтажными зданиями. Теперь известно, сколько земли было застроено по низким показателям плотности: ведь на той же земле можно было бы поселить больше людей.

   И хотя мы привыкли считать, что наша городская земля принадле­жит государству и вроде бы ничего не стоит, это тем не менее далеко не так. В эту землю положены инженерные коммуникации, а это стоит не­дешево. Эта земля благоустроена и озеленена, и это тоже стоит де­нег. Наконец, по этой земле проложены дороги и тротуары, на ней устроены площадки для стоянок транспорта — за все это тоже заплачено. Есть еще одно немаловажное явление. Растущий город, если он развивается полнокровно, отнимет сельскохозяйственные земли, также составляющие немалую ценность. Так что сама земля должна быть предметом экономии. А если так, то возникает иное отношение к проблемам этажности и плотности за­стройки. Поэтому сейчас в больших городах, в частности в Москве, не только предполагаются, но и производятся строительные работы по надстройке «пятиэтажек» с целью увеличения их КПД с учетом, конечно же, способности несущих конструкций к производству таких работ. Актуальна эта тема и на территории нашего города. Проведение анализа состояния наших «пятиэтажек», особенно плоскокровельных, позволяет предположить, что есть возможность увеличения этажности этих зданий. Тем самым могут быть решены четыре важные задачи: реконструкция инженерных сетей здания с утеплением фасадов на основе энергосберегающих технологий, введение в эксплуатацию дополнительных кв. метров жилья с устройством мансардных этажей, переселение граждан из ветхого и аварийного жилья, позволит решить проблему присущую неэффективным в нашем регионе плоским кровлям с заменой их на скатные.  

       Или, скажем, слово об излишествах. Борьба с ними дело отнюдь не новое. Еще Потемкин предписывал в своем задании архитектору «смот­реть, чтоб излишеств не было».

   Однако если в круг понятия «излишество» механически входит не­обходимое для удобства человека в быту и на производстве, если произвольное толкование понятия «излишество» во многих случаях лишает нас необходимых акустических мероприятий, кондиционирования воздуха, объективно требуемых показателей площадей и кубатуры, если к «изли­шествам» отнесено все, что касается эстетического облика сооружений, монументального искусства, озеленения и благоустройства,— это неизмен­но оборачивается непривлекательным обликом районов массовой за­стройки.

   Конечно, таким путем можно сэкономить многое — но какой ценой! Это выясняется достаточно скоро.

   Но есть экономия другого рода. Экономия, имеющая в виду пер­спективу — экономия будущего. Она и должна быть главным критерием экономической оценки градостроительной деятельности. Это тем более важно, так  как выясняется, градостроительство становится делом все более до­рогим.

   Город потребляет все большее количество электроэнергии, воды и тепла, требует все более совершенных средств связи, нуждается в со­временном городском транспорте. Технические завоевания человечества становятся постоянным удорожающим фактором. В скором времени мы ощутим ценность городской земли, поймем и ценность воды, и не только питьевой, но и речной воды города. Мы платим немало и за чистоту воздуха, дорого обходится и тишина в городских домах, когда мы стремимся обеспечить ее людям.

   Больших расходов требуют гарантии безопасности движения транспор­та и пешеходов. Нам еще придется строить в большом числе новые дороги и тротуары, мосты.

   Дороже становится город, но и каждое здание дорожает тоже. Ведь многие технические новшества вызывают удорожание строительства. Оно происходит повседневно буквально на наших глазах, проявляется и в нашей постоянно растущей требовательности к комфорту в городе и в каждом здании. Не замечать, не учитывать этого явления, игнорировать его — это, значит, отставать в экономическом и техническом развитии, заве­домо обуславливать во много крат большие расходы в будущем — иными словами, руководствоваться экономией момента.

   В градостроительстве необходимы объективные критерии экономич­ности. Ложные представления слишком дорого стоят. Экономно то, что долговечно. Экономно то, что учитывает перспективу, содержит в себе потенциал развития. Морально устаревшее материально обесценивается даже в том случае, если сохраняет изначальную прочность. Экономить — значит смотреть вперед. Как это ни парадоксально, но наиболее эконо­мичным часто оказывается то, за что дорого заплачено,— прочный мате­риал, долговечная конструкция, техническое совершенство.

   Для сравнения приведу два примера, два разных взгляда архитекторов  на экономическую составляющую архитектуры.

   Создатель Исаакиевского собора в Петербурге — Огюст Монферран цинично заявил: «Что мне за дело до денег, раз не я их плачу». Разумеется, современный архитектор не может разделить такой позиции. Отношение зодчего к проблемам экономики является критерием его про­фессиональной и гражданской ответственности.

   Но вот еще один подход к проблеме экономики. В начале пятиде­сятых годов 20-го века в здании московского ГУМа, где в те годы размещались проектные мастерские, на галерее второго этажа возникла импровизиро­ванная выставка. Авторы конкурсных проектов станций метро демонстри­ровали друг другу свои предложения. В числе прочих стоял присло­ненный к стене подрамник перспективы станции «Арбатская». Все было так, как теперь построено,— арки, скамьи, люстры, бра. У проекта стоял довольный своей работой автор — академик архитектуры Леонид Поляков. «В сравнении с этой станцией Елисеевский магазин — жалкая лав­чонка,— удовлетворенно сообщил зодчий собравшимся вокруг коллегам. И добавил убежденно:— Я считаю, что народ, который дал мне рубль, должен видеть, во что я его вложил». Действительно, народ должен ви­деть не просто дома, заводы, города, но и эстетический эффект от рубля, данного архитектору. Словом, не только материальные, но и непременно эстетические ценности должны быть результатом труда зодчего, иначе его следует считать неэффективным. Эффектив­ность ведь бывает разная — экономическая, энергетическая, техническая. Бывает и эстетическая — это та, что доставляет людям радость, украшает жизнь человека, вызывает чувство патриотизма. Настоящая архитектура всегда комплексно эффективна, и в том числе непременно эффективна эстетически.

3. Архитектура и логика творческого процесса.

   Весь процесс создания архитектурной формы личностен. Отношение к функции, среде, технике — все субъективно. Конкретная архитектурная форма несет в себе авторское понимание проблемы в целом и частных ее составляющих, программируемое автором состояние человека в прост­ранстве. Но каждый в меру своего таланта, через призму своего миро­восприятия, жизненного и профессионального опыта проецирует на созда­ваемую им архитектурную форму объективные требования своего вре­мени. Высшие достижения воспринимаются обществом как объективные ценности.

   Личные идеалы зодчего в пределе выражают идеалы своего времени. В ином случае возникает противоречие между потребностями людей и предлагаемым уровнем стандарта, между естественными проявлениями про­цессов жизни и формой, их ограничивающей, между эстетическими взгля­дами зодчего и общества, для которого создается архитектура. Однако автор, занятый разрешением конкретной творческой задачи, никак не стремится внушить себе мысль о необходимости взять и прямо-таки выразить в своей работе некие общественные тенденции.

   Все это происходит подсознательно, проникает в архитектуру какими-то неведомыми путями. Нередко бывает, что общество не сразу по­нимает творение зодчего и только спустя многие годы признает и оце­нивает его.

   Процесс создания архитектурного произведения противоречив и сло­жен. Он нередко сопровождается многочисленными вариантами, сменяю­щими друг друга надеждами и разочарованиями. Многое в нем пред­ставляется тайным, неясным, случайным; и тем не менее существует по­нятие «методология архитектурного творчества» — опыт многих поколений зодчих, и потому мы можем построить некую обобщенную, абстрактную модель процесса создания архитектурного проекта.

   Какой бы сложной ни была творческая проблема, разрешаемая авто­ром, она первоначально излагается на писчей бумаге в виде обычного машинописного текста. В нем содержится задание — указан объект или их перечень, мощность, вместимость, площади помещений, рекомендуемые взаимосвязи и т. д. К этой информации, определяющей предмет твор­чества, говорящей, что, собственно, надо создать, прилагается и другая: план участка, земля, на которой будет размещен объект. И стало быть, идет речь о том, где создается сооружение. Иными словами, первоначаль­ная информация содержит в себе сведения о функции — предназначении объекта и о среде — об окружающих его обстоятельствах места. А если то и другое известно, значит, есть исходные положения, подлежащие изу­чению, исследованию, оценке. Это и есть начало творческого процесса. На этой почве начинаются логические построения.

   В решении проблем композиции можно различить три этапа, три уровня разработки архитектурной формы.

   Первоначально автор должен провести исследования функционального материала, определить оптимальную систему связей. Параллельно с этим необходимо изучить всестороннее влияние среды. На этой основе склады­вается принципиальное, объемно-планировочное построение объекта, созда­ются ритмы объемов, определяется их размещение в пространстве, назна­чаются соотношения основных параметров, местоположение и ориента­ция композиционных акцентов. Здесь уже прояснены пути подъездов и подходов к объекту, трассы движения в нем самом, определена функцио­нальная структура и связи объекта с внешней средой. На этом первом уровне решения творческих проблем возникает объемно-пространственная композиция.

   Задание, служащее исходным материалом, содержит в себе также информацию технического характера, определяющую еще одно важней­шее положение,— из чего выполняется сооружение, какие методы строи­тельства, какие конструкции и материалы могут быть применены в дан­ном случае. Эти положения служат основой второго этапа творческой работы. Он подразумевает необходимость определения тектонической структуры объекта, решения технических проблем, выбор конструктив­ного приема и материала. Таким образом выявляются структурные рит­мы фасадов и внутренних пространств, силуэт зданий. Это уровень опре­деления архитектурной темы, поиска средств к достижению необходимой композиционной активности элементов, должного их взаимодействия.

   Бывает так, что в задании выражены и эстетические требования, предъявляемые к архитектурному произведению, в определенных случаях (если объект располагается в исторической застройке или характерен по своему функциональному назначению) вплоть до указаний о желательном стилевом характере архитектуры.

   Он определяется в процессе третьего этапа, когда конкретизируется рисунок форм: очертание плана, профиль разрезов, пластика элементов и деталей, — возникает стилевая характеристика сооружения. Разумеется, эта схема процесса абстрактна. В реальном творчестве все может проис­ходить по-другому. Деталь может оказаться решенной раньше целого, и, напротив, при ясном целом какой-то частный фрагмент подчас не поддает­ся решению. Итак, на каждом этапе творческого процесса решаются те или иные художественные проблемы архитектурной композиции, постепенно складывается образный строй объекта.

   Это достигается конкретными приемами и средствами, разработанными на основе профессиональных факторов формообразования — закономер­ностей, свойственных самой архитектуре: ритм, пропорции, масштабность, контраст, симметрия, пластика, цвет и т. д. Зодчий пользуется теми из них, которые позволяют достичь более полного художественного эффекта. Но есть нечто иное, иной компонент творческого процес­са — авторская эмоция. Она сама способна оказать давление на созда­ваемую архитектурную форму, она и есть главная составляющая творческо­го процесса.

4. Архитектура и мастер 

   Не могу не удержаться и не перефразировать существующую поговорку: «Не место красит человека, а человек место» в дословную: «Не место красит дом, а дом место». И то, каким будет  этот «дом» полностью будет зависеть от профессионализма, опыта архитектора.

   Есть архитекторы, работающие как бы в потемках. Обычно они пере­бирают в своем подсознании всевозможные варианты решения — лучшие или худшие. Изображают их на бумаге — планы, фасады, разрезы, пер­спективные рисунки,— сопоставляя изображения, на свой вкус и по своему разумению оценивают возникающие идеи, неизменно сравнивая их.

   Такой архитектор постоянно не уверен в себе. Он, как правило, всег­да выступает с несколькими вариантами проекта, полагая, что, по крайней мере, один из них угодит заказчику, хотя возможно, что его коллеги избе­рут другой.

   В этой категории скорее всего встретишь соглашателя, всегда прини­мающего любые рекомендации. В кулуарах он, разумеется, будет роптать по поводу навязываемых ему решений. Но непременно выполнит все имен­но так, как ему предписано. Я не очень-то верю, что от такого творца можно ожидать подлинного откровения.

   Есть другой тип архитектора. Этот блещет главным образом своей осведомленностью. Он неизменно встречается в библиотеках. Ему известно решительно все, что происходит в архитектурном мире. Это ходячая энци­клопедия современного мирового зодчества. Наверное, в своем домашнем рабочем кабинете он в строгом порядке содержит все, что когда-либо и где-либо зарисовал, сфотографировал, снял на кальку. И вот когда возни­кает своя творческая проблема, он перебирает все новенькое, подбирая наи­более привлекающую его форму и вместе с тем оценивая возможность ее совмещения с данной средой, функцией, с доступной ему техникой. Так или иначе это получается. Где-то посторонится функция, где-то возникнут допустимые противоречия со средой, как-то деформируется и сам любимый образчик. Но все же он останется узнаваемым. Такой архитектор, опираясь на авторитет первоисточника, способен активно защищать свое решение. А утвердив его, он и потом в каждом элементе здания будет искать эталон и в любой детали за кем-либо последует.

   Это откровенные эпигоны. Так можно благополучно пройти весь свой творческий путь, находясь в состоянии вечной и привычной «гонки за лидером» и создавая достаточно приличные, хоть и всегда точно адре­сованные произведения.

   Есть третий тип архитектора — достойные уважения труженики. В те­чение всего своего творческого пути они, экспериментируя и многократно повторяя, отбирают оправдавшие себя композиционные приемы, полюбив­шиеся фрагменты и детали зданий. Так со временем накапливается не­малый багаж, составляющий творческий арсенал зодчего. Отобранные опы­том приемы и детали со временем доводятся до законченности и со­вершенства. По ним всегда безошибочно узнается рука мастера. Всегда можно быть уверенным, что это добросовестная работа, что в каждом элементе проекта проявится высокая профессиональная культура.

   Но есть еще один, на мой взгляд, высший тип мастера. Для него не поиски в потемках, не модные образцы и не отобранные временем приемы являются определяющими. Этот тип мастера руководствуется в работе методическими принципами. Его творческий метод позволяет подобрать ключ к любой задаче и найти для каждой из них неповторимое решение, вытекающее из самой ее сущности. Тогда каждая его композиция — и в целом и в деталях — обретает свой образ, непохожий на предыдущие и последующие работы. Они, конечно, будут сопоставимы между собой по единству метода, но никак не механическому внешнему сходству форм. Такие мастера способны дать архитектуре новые откровения. Из их числа выходят лидеры современной архитектуры. И если любой из трех названных ранее типов зодчего, встретившись с учениками, способен по­родить только себе подобных, то мастер, опирающийся на свой творческий метод и передавший его ученикам, представляет каждой творческой инди­видуальности свободу развития и проявления своего таланта.

   Но мастеру необходимо еще одно профессиональное качество. Я имею в виду то, что составляет личный жизненный опыт творца, который точнее всего можно определить как житейскую мудрость.

   Архитектор должен познать и усвоить, быть может, в еще большей ме­ре подсознательно чувствовать — ведь не может он «прожить» все много­образие обстоятельств, угодных человеку. Надо знать, какое решение пре­доставит людям наибольший комфорт в каждом частном случае: в быту, на производстве, на отдыхе — и это решительно в любой жизненной мелочи. Уметь чувствовать и понимать жизнь — разве это не великий талант, не­обходимый зодчему?

   Мастер архитектуры. Мы щедро употребляем это определение. Но как же, однако, редки настоящие мастера, обладающие полным правом на это звание, такие, которые могут предъявить предметное тому дока­зательство. И какое благотворное влияние может оказать мастер на архи­тектуру своего города, своей страны, своего времени.

   Несмотря на выше изложенное, добавлю, как и у каждого человека у архитектора есть своя планка, которую если не повышать, то  можно остановиться на определенном уровне, уровне на котором можно решать только минимально посильные задачи. Сразу оговорюсь, это ни в коем случае не умаляет профессиональных качеств архитектора, который стремится решить  определенные проблемы, связанные с проектированием современной среды обитания человека. Это пожалуй, лишь определит узкопрофильность проектирования, необходимую на определенных этапах развития того или иного общества.

   Тот или иной художественный эффект достигается конкретными, доступными каждому мастеру средствами. Оста­ваясь вечными в самом общем своем содержании, они обладают свойством подчиняться велению времени. Каждое время, так же как и наше время, находит свои приемы применения этих средств, добиваясь тем самым новой выразительности архитектурных форм.

   В том, наверное, и состоит профессиональное мастерство, чтобы чув­ствовать время и предвидеть его устремления. Многое сегодня понимается по-новому, но, быть может, завтра будет переосмыслено.

   Сегодня, в век научно-технической революции, часто дебатируется вопрос: кто же он, современный мастер,— художник или ученый? Что же архитектура — наука или искусство? И в полемическом задоре сталки­ваются противоположные точки зрения, далекие от истины уже тем, что обе выражают крайние позиции.

   Архитектура и здесь явление синтетическое.

   Подлинное произведение зодчества — интеграл научного анализа и син­теза, с одной стороны, и творческой интуиции и вдохновения художника, с другой.

5. Архитектура и заказчик

   Издревле велось, что жить—значит строить. Естественную потребность иметь крышу над головой ощутили самые первые обитатели планеты. Шалаши и пещеры бы­ли их укрытием от непогоды, лес и камень — подножными материалами, руки — орудием производства. Опыт передавался из поколения в поколе­ние. Появились каменные и железные инструменты. Люди строили. И на­верное, еще в первобытном обществе определилась одна из древнейших человеческих профессий — профессия строителя. Постройки были сугубо утилитарными — стены, кровля, очаг. И должно быть, прошли тысячи лет, прежде чем человек пожелал видеть прекрасное не только в природе, но и в собственных своих творениях. Тогда и выделился из числа древних строителей первый архитектор — тот, кто, по определению итальянского живописца, зодчего и историка искусств Джорджо Вазари (известный своим трактатом о живописи, скульптуре и архитектуре и художниках, архитектор, создавший одно из примечательных зданий палаццо Uffizii во Флоренции)

    «удобнее дру­гих распределял и приспособлял помещения... который проектировал их с наилучшим вкусом». Он — сверхстроитель — стал во главе артели. И тогда кто-то другой сказал ему: «Построй мне...» И это был первый его заказчик.

   С той поры ведет свою каменную летопись история зодчества. Она в древнейших храмах, дворцах и погребениях, в еще не раскопанных городах и в еще не найденном Китеже. Она на старых улицах нашего города, она продолжается в каждом новом строении, она непрерывна.

   История зодчества (и древняя и та, которая складывается сегодня) есть также история взаимоотношений людей — архитекторов, заказчиков, строителей — и между собой и с обществом, для которого они строят. Эти отношения и определяют условия работы зодчего как в прошлом, так и теперь, в наши дни.

   Ведь поэт, композитор, художник создают произведения искусства своим личным творческим трудом. В этом случае творческая мысль выра­жается непосредственно — в поэме, в партитуре, на полотне. Другое де­ло— архитектурный проект. Сам по себе он не представляет цели твор­чества архитектора.

   Разумеется,— мы знаем — бывают проекты, которые, оставаясь на бу­маге, оказывают влияние на развитие зодчества, бывают времена, когда мало строят, когда архитектурные идеи главным образом выражаются в чертежах и фантазиях (в частности у Леонидова Ивана Ильича, российского архитектора, яркого представителя конструктивизма, который разрабатывал формы, отвечающие социальным задачам архитектуры). Речь не об этом. Ведь истинное призвание зодчего — созидание. Однако замысел его воплощается в натуре трудом тысяч людей. Дело это долговременное, отнимающее, как правило, годы, а бывает так, что и всю жизнь положит архитектор на одну постройку. Но не он только определяет все до конца. Есть еще и заказчик, есть ис­полнитель, призванный воплотить проект в натуре, точно соблюдая все предначертания архитектора. У каждого своя роль в общем деле, своя за­дача, свои интересы. В их сотрудничестве, в итоге всех противоречий и конфликтов или, напротив, взаимопонимания и согласия в сознании един­ства цели рождается сооружение.

   Зодчий и теоретик Древнего Рима М.П. Витрувий, отдавая должное роли участников этого процесса, точно определил ответственность каждого. Но я позволю себе перефразировать это определение, что называется, «от про­тивного», поскольку, как полагаю, в этой редакции оно будет в большей мере отвечать современности.

   ...Когда видно, что работа исполнена с убожеством, будут ругать хозяи­на, поскупившегося на издержки, когда — с неряшливостью, будут хулить небрежность исполнения, когда же она будет производить впечатление своими уродливыми пропорциями и несоразмеримостью, то будет позор ар­хитектору... Таким образом, можно указать на возможный отрицательный вклад в общее дело каждого из членов триумвирата.

   Все ранее рассмотренные факторы, определяющие архитектурную фор­му, воплощаются в ней в зависимости от конкретных условий, в кото­рых сталкиваются заказчик, творец и исполнитель,— и это в конечном счете определяет итог созидания.

   Или Вальтер Гропиус (немецкий архитектор, дизайнер и теоретик архитектуры. Основоположник функционализма, разрабатывал рационалистические принципы в архитектуре и дизайне.): «Архитектуре необходимы убежденность и соб­ственное руководство! Ее нельзя создавать с помощью заказчиков или института общественного мнения».

   А вот еще примечательный ответ Ле Корбюзье (французский архитектор, один из создателей современных течений архитектуры - рационализма, функционализма, применял плоские покрытия, ленточные окна, открытые опоры в нижних этажах зданий, свободную планировку)на предложение премь­ер-министра Франции построить коллективный дом в Марселе: «С одним условием: я буду свободен от каких бы то ни было предписаний и ука­заний свыше».

   Должно быть, не случайно двое крупнейших зодчих  Европы утверждают одну и ту же мысль — право архитектора строить по собственному усмотрению. Ведь каждый из них в большинстве случаев имел дело с частным лицом и был вынужден своим авторитетом, способ­ностью убеждать противостоять капризам заказчика. Но только крупные мастера, прошедшие большую жизнь, утвердившие свое право на самостоя­тельность решений, могут себе позволить подобные высказывания. Для большинства других зодчих, в том числе  современных русских эта проблема остается одной из са­мых острых проблем творчества.

   Разумеется, реальное градостроительство — следствие объективно скла­дывающейся необходимости. А вот конкретное архитектурное выраже­ние — результат взаимодействия воли заказчика и воли творца.

   Бывает, что архитектор умнее и опытнее заказчика. Тогда он способен вести его за собой. Бывает, что заказчик широко оценивает явления и спо­собен дать архитектору нужную ориентацию. Тот подчас за вкусовыми со­ображениями утрачивает способность видеть главное.

   Но самый плодотворный союз возникает в том случае, когда архитек­тор и заказчик «стоят друг друга» в лучшем смысле этого слова и их воле­вые усилия суммируются.

   Целеустремленная воля способна делать в градостроительстве просто чудеса. Примером может служить опыт строительства Петербурга. Волей Петра, опиравшейся на гений великолепных мастеров зодчества, был за­ложен город, красотой которого не перестанут восхищаться люди.

   Каких же огромных усилий стоило России начала XVIII века созда­ние такого города! Сколько же потребовалось умелых рук, сколько жертв человеческих, сколько материалов, привозимых со всех концов страны це­ной колоссальных трудов!

   Создатели Петербурга безоговорочно отвергали любые компромиссные решения, которые могли причинить ущерб красоте города. Об этом красно­речиво свидетельствуют градостроительные указы Петра — и те, которые регламентируют высоту зданий, их положение по отношению к прокла­дываемым проспектам, и те, которые определяют строгую меру наказания за нарушения градостроительного порядка.

   Но все же самое главное состоит в другом: невозможно создать совершенный городской ансамбль, если к этому не будут стремиться сознательно и последовательно все участники градостроительного процес­са. Все остальное — следствие такой целеустремленности.

   Отношение заказчика к своему долгу во многом определяет условие творческой работы зодчего. Ну, а если бы спросили меня, каково мое представление об идеальном заказчике? Я, пожалуй, как архитектор взялся бы ответить на такой вопрос.

   От моего идеального заказчика мне нужно, чтобы он был влюб­лен в свою идею, но не самозабвенно и акт созидания понимал глубоко и с полной ответственностью . Мне надо, чтобы он «заботился о своей славе в потомстве». Ибо если он не станет делать этого, он тем самым не проявит заботу и о самом потомстве, для которого мы строим. Мне необходимо, чтобы мой идеальный заказчик сознавал свою причастность к таинству свершения искусства. Работать с такими людьми истинное удовольствие.

6. Архитектура и подрядчик 

   Издавна подрядчик был руководим архитектором. И за морями, и у нас на Руси. И так уж повелось, что работа исполнялась «во всем по по­казанию архитекторскому».

   Можно перечитать многочисленные фолианты и найти свидетельство тому, что Джакомо Кваренги (именно он в 1815 создал проект храма Христа Спасителя в Москве) ломал даже хорошо исполненную вещь, если она не отвечала его проекту. Можно убедиться по достоверным документам, что по требованию Ивана Старова (к его шедеврам относится также сооружение Таврического дворца в Петербурге (1783-89) контора строения Александро-Невской лавры в С.-Петербурге задерживала выдачу денег подрядчику «до ис­полнения назначенных архитектором переделок». Ведь зодчий отвечал и за прочность здания. Ответственность зодчего вызывала высокую требовательность по отно­шению к подрядчику. Власть на стройке, данная архитектору, обес­печивала беспрекословное выполнение его предначертаний. Эта власть по­могала ему решительно пресекать всякие отступления от проекта.

   Материальная ответственность архитектора перед заказчиком тоже была вполне ощутимой. И когда при строительстве Павловской больницы по огово­ру «смотрителя при строении» великий Матвей Казаков — уже глубокий старик — был обвинен в растрате казенных денег, сенат, рассмотрев дело, определил: «Сделать ему, арх. М. Ш. Казакову, выговор с запрещением заниматься впредь казенными строениями». Сын зодчего — тоже архитек­тор— скрывает от отца решение сената и пишет в своем прошении: «Прошу удалить от моего родителя столь незаслуженное поношение, ко­торое, если бы дошло когда-нибудь до его сведения, конечно, убило бы его... Потратив разом всю славу». Ответственность зодчего была полной — за прочность, за смету, за качество, за красоту.

   Сегодня содержание строительного процесса существенно изменилось. Мы стали строить больше, и это, конечно, главное. Вновь возраждается процесс индустриализации строительства. Былые его положительные итоги общеизвестны. Десятки миллионов семей в нашей стране получали отдельные квартиры или улучшали свои жилищные условия.

   В современном индустриализованном строительстве участвует новое, свойственное нашему времени образование — строительная промышлен­ность.

   Некогда этот строительный «монстр» был нацелен на увеличение объемов строительства при котором неминуемо страдало  качество архитектуры. В постсоветское время, когда строительная индустрия распалась на множество своих субъектов, в условиях жесткой конкуренции участники строительного процесса вынуждены пересмотреть качественную составляющую строительного производства. Но не смотря на это , во многих случаях требования к качеству строительства весьма и весьма обоснованы. Да, строители выполняют огромную созидательную работу. И тем не менее высокое качество достигается далеко не на всех объектах. А ведь оно должно быть абсолютной нормой. Именно в этом смысле вопросы взаимодействия всех участников процесса созидания являются важнейшими, во многом определяющими всевозможные издержки в градостроительстве.

   Проект, завод, стройка — три звена сложного и неделимого процес­са, в котором важно установить четкую взаимозависимость. Она является фактором, определяющим качество конечной продукции.

   К слову сказать, в последнее время стало входить в профессиональ­ный обиход выражение «качество архитектуры». Оно представляется не­правомерным. Действительно, имея в виду современную триаду зодчества -  наука, техника, искусство (по М.П. Витрувию -  польза, прочность, красота), можно говорить о качестве научных предпосылок проектирования, о ка­честве технических решений. Но тем не менее слово «качество» неприменимо к искусству. Мы ведь не говорим о качестве симфонии или поэмы. Правда, я допускаю выражение «архитектура сомнительного ка­чества». Однако говорить о высоком качестве жизненной среды можно, толь­ко если архитектура оказывается выше понятия «качество», а качество строительства на высшем уровне.

   Итак, проблема взаимодействия созидателей остается важнейшей, опре­деляющей судьбы зодчества.

   Вернуть архитектору ведущее положение в процессе созидания — это значит создать реальную основу для того, чтобы спросить с него по полному счету и за прочность, и за смету, и за качество, и за красоту.

   Но если меня спросят, каким я представляю себе идеал подрядчика, я скажу: мне надо, чтобы он был влюблен в свою работу, чтобы свою роль в процессе созидания понимал как глубоко личное дело. Чтобы он сознавал свою причастность к таинству свершения искусства.

7. Архитектура. Ее враги и друзья. 

   Первый враг архитектора — война. Сколько погибло от пушечных ядер и огня бесценных и неповторимых памятников! И какими бы ни были искусство и фантазия реставратора, они никогда не восполнят нам навеки утраченных произведений зодчества.

   Великий Парфенон погиб при осаде Афин от взрыва расположен­ного в нем порохового склада.

   Только счастливое стечение обстоятельств помешало маршалу Мортье выполнить приказ Наполеона — взорвать Кремль. Но сколько погибло в московском пожаре 1812 года! Сколь­ко в войнах предыдущих и последующих! Сколько великолепных памят­ников зодчества потеряли мы в последней жестокой войне! Этих потерь нам не вернуть. И разве не ясно, что еще одна мировая война может и вов­се не оставить на нашей планете следов созидательного гения человечества.

   Пожары — второй враг архитектора. Пожары стихийные, пожары не­чаянные. Москва горела и в мирное время, горели Новгород и Псков, страшным пожаром горел Чикаго, сотни, тысячи городов и сел. И они унес­ли несчетное число культурных ценностей. Но история зодчества знает и другие пожары — поджоги, устроенные людьми злонамеренно и созна­тельно.

   И хотя Станислав Ежи Лец (польский писатель. Автор сатирических стихов (сборник «Зоопарк», 1935), афоризмов «Непричесанные мысли» (1957-59)

    со свойственной ему иронией заявил: «Не буду возмущаться Геростратом, пока сам не смогу убедиться, ка­ким был этот храм Дианы в Эфесе», я все же полагаю, что он действи­тельно был великолепен. Иначе зачем же древние отнесли его к числу семи чудес света? В конце концов, им хватило бы и шести.

   Но дело, однако, не в нем. Куда важнее то, что лавры Герострата с тех пор не дают людям покоя.

   Сколько раз облеченные властью и движимые тем же тщеславием люди разбирали прекрасные строения предшественников, дабы из того же камня возвести новые постройки во славу собственного имени.  Мне не хочется говорить о тех, по чьей вине наш город, да и не только он один на территории бывшей Восточной Пруссии потеряли образчики подлинного немецкого зодчества. Их имена по заслугам время придало забвению. Хотя подобное в истории зод­чества случалось, увы, нередко. И как хорошо, что теперь нам удалось восстанови­ть Кафедральный собор и Королевские Ворота в Калининграде, даст бог сил восстановим и наш город, с его замечательными зданиями, вернув себе утерянное самоуважение и уважение соседей.

   Третий враг архитектора – это «геростратовщина».

   Но геростратовщина — явление многоликое. Мелкое тщеславие движет теми, кто так или иначе, но все же стремится внести свое имя на скри­жали истории. Это они, жалкие геростратики, испещряют своими имена­ми стены монастырей, церквей, древние крепости. «Здесь были...» — и т. д. Толпами ходят они от памятника к памятнику, оставляя свои автографы на штукатурке, на мраморе, на граните.

   А представьте себе архитектора, который от эскиза к эскизу ищет рит­мы ограждений лоджий на фасаде своего дома. Он добивается такого чередования глухих и решетчатых оград, чтобы они составили рисунок, приятный для глаза прохожего. Но вот в погожее летнее воскресенье владелец этой лоджии выходит вооруженный листом фанеры и всяческим столярным инструментом и забивает наглухо решетку своей лоджии. На­чисто пропадает задуманный архитектором рисунок. Но Герострат этим не удовольствуется, возьмет широкую кисть, баночку масляной краски и вы­красит ею стены и потолок своего владения. Улучшив условия своего проживания, не задумываясь об облике фасада здания, «вляпает» стеклопакеты не на секунду не задумавшись о том, для чего архитектор определил такой , а не какой-либо другой рисунок оконного переплета.

   Это мелкие Геростраты — одиночки, любители. Но они в настоящее время особенно активизировали свою деятельность, зачастую доказывая в большей степени, свою финансовую состоятельность и превосходство над другими. Есть иные. Их рукам по силам целую улицу «украсить» красными, желтыми, зелеными крашенного шифера, листами стекло­пластика. И засверкают балконы на фасадах разных времен и разных авторов.

   Эти Геростраты не только перекрашивают — они еще  перекрашивают фасады в «дикие» цвета и перестраивают интерьеры, ставят перегородки , выкраивая дополнительные комнатенки. Они застраивают от­крытые архитектором пространства под «ногами» зданий, строят жал­кие клетушки под лестницами. Увлекательное и, как им кажется, полез­ное занятие.

   Однако было бы необъективным не признать: многое из того, что де­лается Геростратами, происходит по вине архитектора. И как ни горько это сознание, дело обстоит именно так. Архитектор должен был заме­тить: люди не любят лоджий и балконов с прозрачными ограждениями. Ему известны решения, предусматривающие скрытые от глаз прохожих пространства для сушки белья. Хозяйственников часто побуждает к перестройке нового здания нужда в том, что не предусмотрел автор. Архитектор редко задумывается над тем, где в его сооружении найдут

   свое место доска объявлений, место для рекламы, другая информация. Архитектор иной раз прокладывает дорожки в парке, по которым людям неудобно ходить. И тогда они прокладывают свои, удобные. Все примеры говорят об одном: там, где архитектор противодействует тем или иным процессам жизни, они проявляются во вред архитектору. И если спросят, не хочу ли я тем самым сказать, что архитектор в подобных случаях сам и оказывается своим врагом, отвечу утвердительно. Именно так оно и происходит. Ведь Геростраты действуют там, где бездействует архитектор.

   Но и друзей у архитектора множество. Среди его заказчиков, среди строителей и, конечно же, среди тех, для кого он творит.

   И все, кто пишет в редакции газет и журналов глубоко заинтересо­ванные письма с критикой нашей работы, и те, кто организованы в об­щество охраны памятников зодчества,— все это наши друзья. Все люди, любящие архитектуру, внимательно изучающие старину, радующиеся на­шим сегодняшним достижениям,— все они друзья архитектора, их множество. И потому творить для нашего города и его народа — большое счастье. Особенно тогда, когда произведение удается, когда оно нравится людям, доставляет радость и ты видишь — оно имеет успех.

8. О единстве цели созидателей и общества.

    

   Весь процесс творчества и созидания, все усилия его участников адресованы обществу, людям. Зодчество призвано творить добро. Извест­ное в советское время программное положение: «Все во имя человека, все для блага че­ловека» — в архитектуре города, дома, квартиры должно получить свое непосредственное воплощение. И люди, для которых мы творим, знают это. И потому они так внимательны к нашему труду.

   Все, что строится в любом городе страны, всегда вызывает законное любопытство, привлекает к себе живой интерес людей. За каждым рас­тущим зданием, за каждой вновь открывающейся лавкой постоянно следят тысячи глаз спешащих мимо стройки прохожих. Они мысленно пытаются представить себе будущий облик со­оружения.

   Неправда, что наши жители равнодушны к созидательным процессам в нашем городе. И правильно, когда горожане настоятельно требуют ставить их в известность о происходящих переменах, особенно касающихся реконструируемых помещений в старом жилом фонде города. Хорошо, что их заинтересованность сочетается с высокой требовательностью, с острым критическим взглядом на все вызывающее неудовлетворенность.

   Нынешний наш горожанин искушен и опытен. Он превосходно разбирается в различных типах квартир и домов, точно оценивает их до­стоинства и недостатки, всесторонне ориентируется в преимуществах одно­го городского района перед другим. И если ему предоставляется право выбора или возможность обмена жилой площади, он учтет все: и тран­спортные удобства, и близость природы, и состояние сферы обслужи­вания, и еще многие другие факторы.

   Но к сожалению, нашего горожанина можно также упрекнуть в потребительском отношении к своей обители. Это чувствуется и  в его критике современного градостроительства, в его обращениях по тем или иным вопросам в органы печати или местного самоуправления и не  всегда чувствуется глубокая заинтересованность патриота. Нам еще предстоит установить положительную обратную связь  между архитектурным творчеством, всей строительной деятель­ностью и гражданами, которые не участвуют в процессе созидания. Воспитать у общества бережное отношение к созидательному труду, результатам иго деятельности. Нельзя не сказать и о том, что и большинство наших ошибок способны вызвать негативное отношение общества к труду архитектора и строителя. Ему, обществу, в конечном счете все равно, в каком звене триумвирата — заказчик, архитектор, строитель — допущено недомыслие, способное вызвать неудовлетворен­ность людей. Гете справедливо заметил: «Можно делать ошибки, но нельзя строить ошибки».

   Социальное действие, которое именуется градостроительством, совер­шается в неизменно повторяющемся цикле: общество — созидатели — об­щество. Социальный заказ, рынок, импульс, побуждающий творчество и строи­тельное производство, совершается на уровне общества. Общество же в итоге получает некий конечный продукт, в той или иной мере отвечаю­щий его потребностям. Все, что совершается внутри цикла созидания, есть целое и единое действие, имеющее общую составляющую для всех его участников.

   Я думаю, что многие досадные явления в нашем градостроительстве есть следствие утраты сознания этого единства. Я также убежден, что все лучшее, сделанное нами, явилось результатом дости­жения такого единства в конкретных частных условиях.

     Сегодня мы обращается к сознанию человека посредством многих путей: через эконо­мику, через благосостояние общества, и в том числе через предостав­ляемый людям комфорт в сфере труда, быта, отдыха.. И важен не только уровень благоустройства, не только качество выполне­ния, но и эстетика всей жизненной среды.

   Все окружающее человека должно быть прекрасным. Он не должен видеть вокруг себя плоских и унылых зданий. Он не должен встречать в своем жилище тесных и неудобных пространств. Человек не должен со­зерцать в своем городе мрачных корпусов промышленных предприятий, плохо освещенных и душных производственных помещений. Передвига­ясь по городу, он не должен тесниться в транспорте, тратить множество времени на необходимые ему покупки. Человек должен находить в своем городе уютные места для отдыха и развлечений, для общения со своими согражданами. Он должен повсюду, в каждой детали, на улице, на рабо­те, дома, встречать внимание архитектуры, ее чуткое и доброе отношение к человеку.

   Сегодня мы этого еще не достигли. Мы еще встречаем вокруг себя унылые постройки, бескультурье в озеленении, безобразные элементы украшения города. Речь идет о том, что мы называем малыми формами. Иногда они приносят большой эстетический вред. Разве не досадно, когда уродливым оказывается то, что делается специально для красоты? А ведь бывает такое.

   Общая и единая цель всех, кто строит, состоит в том, чтобы дать пре­красное человеку.

   Много, очень много еще можем и должны мы сделать для того, чтобы зодчество наше приносило радость.

   Люди любят свой город. И мне хочется, чтобы они  с гордостью называли себя гусевцами. Хочется слышать из уст гусевцев, что наш город лучше комфортней, красивей и удобней для проживания. Патриотизм горожанина — со­ставляющая высокого гражданского патриотизма. И разве не была любовь ленинградцев к архитектуре своего города частью той великой духовной си­лы, которая помогла им выстоять и победить в тягчайшие дни блокады?

   Люди привязываются к однажды обжитым местам. Люди сами строят свои города, камень за камнем. Мы говорим: «Дома и стены помогают». Так будем же строить такие города, такие дома, такие стены, которые помогут людям жить. В этом и состоит един­ство цели всех созидателей.

   Архитектор работает в обществе и для общества. Его творческий труд аккумулирует в себе огромное множество человеческих интересов. Люди, кем бы они ни были по отношению к архитектору — за­казчиками, или строителями, или просто теми, для которых предназначе­ны плоды его труда,— не могут быть безразличны к тому, что он создает. Эта заинтересованность закономерно порождает причастность многих к творчеству архитектора. И тех, которые способны помочь ему, и тех, ко­торые могут ему помешать. Избежать столкновений с людьми может толь­ко архитектор, занятый одними лишь бумажными фантазиями. Но зодчий, призванный строить, должен еще уметь работать вместе с людьми. И с те­ми, кто представляет интересы общества, и с теми, кто сами и есть это об­щество.

   Вальтер Гропиус ставит перед собой сакраментальный вопрос: «Архи­тектор— слуга или вождь?» И находит на него единственно правильный ответ: «Поставьте вместо «или» — «и».

   Нередко сталкиваешься с крайними суждениями о свободе архитек­турного творчества. Но абсолютная свобода — от профессиональных сове­тов, от общественного мнения, от государственного контроля — способна породить анархию и произвол, недопустимые в деле, связанном с затра­тами огромных средств, принадлежащих  как субъекту, так и обществу.

   Творящий для людей да прислушается к людям. Остается свобода предлагать, свобода защищать и отстаивать свои идеи, свобода бороться за их реализацию. Само социальное положение архитектора в нашей стране обязывает его видеть тенденции жизни, интересы людей, уметь находить их реальное воплощение в той материальной среде, которую он предлагает создать, убеждать людей в точности своего творческого предвидения и строить сообразно своим замыслам. Такова работа архитек­тора. Она таит в себе возможность удачи и вероятность ошибок. В ней много трудностей и противоречий.

   Известно, что архитектору было нелегко в прошлом, не думаю, что жизнь его станет легкой в будущем. Творчество сложно извечно. Не было такого времени в истории зодчества, которое создавало бы одни только шедевры. Это всегда удавалось немногим. Что-то непременно удастся и нам. Я убежден, что и после нас останутся ансамбли и сооружения, к которым с почтением отнесутся потомки.